Павел Бучневич — Интервью форварда Нью-Йорк Рейнджерс

павел бучневич хоккеист рейнджерс

Посадили на лавку, но претензий к тренеру нет

— Как ваш палец?

— Пока болит. После перелома прошло две недели, осталось семь дней до снятия лангетки и только потом что-то начну делать. Выйду на лед с клюшкой, пойму, как себя чувствует рука. Пока сжимать кулак больно.

— У вас выходные сейчас?

— Да какие там выходные! Работаю так, что до дома еле дохожу. В принципе, сейчас бы мог погулять по Нью-Йорку. Так, наверное, кому-то кажется.

— Сходить на распродажи.

— На самом деле, я мало что в Нью-Йорке видел и есть места, где можно побывать. Но тренировки стали такими, что я предпочитаю приехать домой и отдыхать. У меня упражнение на пресс, велосипед минимум 35 минут каждый день. Такое ощущение, что у меня вот-вот какая-то олимпиада. Лед еще к тому же.

— Знаю, что в каких-то клубах НХЛ травмированные игроки живут отдельно от команды. Вообще не пересекаются.

— У нас такого нет. Единственное, что я на лед выхожу раньше, чем основной состав. Потом они на лед — я в зал. Но такого, чтобы вообще не встречались, нет. На матчи я обязан ходить. После игры спускаешься к раздевалке, встречаешь команду со льда, пятюшку отбиваешь.

— Обидно, что вы получили повреждение в момент, когда с тренером все наладилось.

— Не то, что наладилось. У нас и не разлаживалось. Но играть я стал гораздо больше, очки набирать. Моменты у меня всегда были. Но наша команда проигрывала, мы тасовали состав, а отсюда и мои проблемы. Я попал под раздачу в какой-то момент.

— Вы действительно такой мягкий, как говорит тренер?

— Да он не так немного сказал. Одно требовать борьбы, битвы от игрока, который весит за сто килограмм и совершенно другое, когда такая комплекция, как у меня. Я просто играю в другой хоккей.

— В мягкий.

— Нет. Но тренер справедливо требовал от меня определённых вещей. Например, чтобы я не бросал своего игрока, шел с ним до конца, не выключался.

— Мы-то как раз слышали определение про мягкость. Но я видел вас жестким и грубым, как в КХЛ, так и в прошлом сезоне в НХЛ. Смотреть на это весело, но, по большому счету, пользы от этого никакой.

— Да никто от меня драк не требуют. Просто каждый хоккеист в нашей команде должен выполнять определенные вещи. Не может быть такого, чтобы кто-то был только атакующим и не помогал в обороне. Это нормальные требования, я их понимаю и разделяю.

— То есть в чем-то тренер прав?

— Конечно, прав. Я же не спорил. Меня посадили на игру, было время подумать. Да и потом у нас же было с ним индивидуальное общение. С его стороны нет неприязни ко мне, он хочет, чтобы я играл правильно.

С приходом Наместникова английский стал хуже

— В таблицу НХЛ сейчас особого смысла заглядывать нет, но ваша команда в зоне плей-офф, по крайней мере все время рядом с восьмеркой. А если послушать тренера, почитать журналистов, то все плохо.

— Когда тренер ругался, когда отправлял меня в запас мы были на последнем месте в лиге. Это мы уже потом сделали хороший рывок. А тогда действительно все было плохо. Затем все поправилось, мы победили в четырех играх подряд, но затем я сломал палец.

— Досада.

— Сидим тут недавно с Цукарелло. Он говорит, вот ты вылечишься и куда тебя ставить потом? Команда-то летит вперед, места нет.

— Смешно.

— Я все-таки надеюсь, что буду играть. Они же помнят, как я играл до травмы. Конечно, сразу будет непросто выйти на прежний уровень, все равно время понадобится, но уж задвигать не должны. Надеюсь на это.

— Вы когда-нибудь сидели два матча в запасе по решению тренера?

— Такого не было. История веселит тем, что во второй игре я должен был принять участие. Утром был в составе, а уже перед раскаткой меня убрали в запас. Но я все равно выходил на лед на разминку. Странное состояние, конечно. Уродом себя чувствуешь.

— Как это — смотреть игру с трибуны?

— Иногда думаешь, да вот бы я сейчас играл, то сделал то-то и то-то, а ты едешь не туда. Но это быстро уходит. С трибуны-то мы все Гретцки.

— Обидно было из-за того, что посадили в запас?

— В первые сезоны так хоккеистов на прочность проверяют. Меня решили сейчас испытать. Надеюсь, что я тест прошел.

— Вы же говорили с тренером? Без переводчика?

— У меня английский нормальный, хотя барьер существует. Но какой это барьер? Я ничего не стесняюсь и говорю так, как говорю. Да, предложения составляю неправильно, Мика Зибанежад говорит, что как пришел Наместников, то у меня английский стал хуже, словно пазл собираю. Но меня все понимают, и тренер тоже. Я даже пару раз у него уточнял. Он кивает, говорит, что все предельно ясно. Специально интересовался во время обеда, на который мы ходили до сезона.

— А во время тяжелого периода индивидуальных встреч не было?

— Нет, но на собрании мне объясняли, что именно я не делаю.

— Вы с этим были согласны?

— По некоторым моментам — да. Мне показывали видео и я понимал, что действовал не лучшим образом. Пару раз я не ударил соперника, пару моментов создали из-за того, что я не пошел в контакт.

— Это не конфликт?

— Нет, это не конфликт. Тренер говорит, я стараюсь выполнять. Иногда у меня не получается, но невозможно провести 82 игры на одном уровне. Важно сделать так, чтобы в среднем ты провел матчи на одном уровне, не падая ниже определенной линии. Я стараюсь.

Приехал Гусев, и меня ставили, куда придется

— Расскажите про слухи. Вы ждете в команде Артемия Панарина?

— Места в раздевалке у него нет, но для такого игрока мы быстро найдем шкафчик. Я только слышал, что «Рейнджерс» для него один из вариантов, но, вроде бы, какие-то новости появятся только летом. Думаю, что наш клуб не отказался бы от такого хоккеиста.

— Вы бы смогли играть в одном звене с Артемием?

— Почему нет? Он же играет в понятный для меня хоккей. Какое-то время уйдет на притирки, но очень короткое. Это же… Слушайте, мне бы было тяжело играть в хоккей, которые показывал ЦСКА последние два года. Но Панарин не придерживается такого стиля.

— У вас последний год контракта. Что дальше?

— Насколько я знаю, сейчас вообще нельзя вести никакие переговоры. Я ничего не знаю о своем будущем, видимо, этот вопрос будет подниматься позже.

— Вы вернетесь в КХЛ?

— Вы так сразу ставите вопрос… Моя приоритетная цель — «Рейнджерс», НХЛ. Но когда мы даже в шутку начинаем обсуждать это, то у вас появится сразу много вопросов, на которые у меня не будет ответов. Так что давайте поговорим о моем будущем, когда будет повод.

— Последний год контракта — соблазн показать себя во всей красе.

— Ох, у меня проскальзывало такое. Думал, я сейчас буду набирать очки, работать на свою статистику, чтобы весной посмотрели на нее. Но мне намекнули, что если я буду играть так, то не смогу рассчитывать на что-то серьезное. Сразу же прекратил.

— Как у вас там поживает вратарь Александр Георгиев?

— А почему вы про него спрашиваете? Вы же за российскими игроками следите.

— Он же призер молодежного чемпионата мира в составе команды Валерия Брагина.

— А по какому паспорту летает? По болгарскому. Он болгарин. Если серьезно, то он мне напоминает Илью Сорокину по характеру. Если в сборной есть более компанейский Игорь Шестеркин, то Илюха чуть более закрыт, погружен в себя. Георгиев такой же. Он иногда проводит просто безумные матчи, но у него бывают такие игры, как с «Каролиной», когда он не помог. Нет стабильности, но он еще молодой. Потенциал в нем огромный.

— Кстати, про сборную. Я так и не понял, зачем вас звали.

— Ждали, когда вылечится и приедет в команду Никита Гусев. Как только он прибыл в Копенгаген, то я сразу стал лишним для первого звена. И меня ставили, куда получится. Но смысл ставить меня в силовое звено? Я как-то выходил на лед с Сергеем Андроновым, но это совершенно не мой хоккей.

— Вы приедете в сборную, если позовут?

— Тут есть важный нюанс. У меня пока нет контракта с клубом и не думаю, что «Рейнджерс» отпустит меня на чемпионат мира, если мы не подпишем соглашение к тому времени.

Однажды узнали на улице… В Нью-Йорке!

— Вы живете в Нью-Йорке, но все равно возвращаетесь в Череповец летом. Я этого не понимаю.

— А я не вижу ничего плохого в моем родном городе. Это моя родина. Да, у нас много недостатков. Экология, для клубов КХЛ самый отвратительный отель во всей лиге. Но я ко всему отношусь иначе. Для меня это моя земля. Там родные, там друзья. Не представляю, чтобы я проводил отпуск в Нью-Йорке.

— Но это столица мира. Там никого не узнают. Там все растворяются.

— О, кстати, меня как-то раз узнали.

— Да ладно. Там Бельмондо никто не узнавал.

— А меня узнали. Мы шли с Евгением Дадоновым и Богданом Киселевичем, выбегает какой-то местный и ко мне. Узнал. Меня потом Киселевич все подкалывал по этому поводу.

— Но я так понял, что после окончания карьеры вы в Америке не останетесь?

— Может быть, я еще лет пятнадцать проиграю и забуду русский. Но по ощущениям, такого быть не может. Я вернусь домой.

— Жалко, что в «Северстали» мы вас не увидим.

— Она вообще останется в КХЛ?

— Теперь я сомневаюсь.

— Я очень рад тому, что из клуба убрали генерального директора Алексея Кознева. Прямо счастлив. Посмотрите, какой состав он приготовил к сезону. Это же кошмар. Все три иностранца вообще низкого уровня. Взял Картера. Да я помню этого Картера по «Торпедо», робокоп из четвертого звена. А в «Северстали» он в первой тройке. Ну это несерьезно. Как выигрывать с такой первой тройкой? Тренера сняли, хотя он-то в чем виноват? Очень обидно за клуб.

Источник https://sportmail.ru/news/hockey-nhl/35525034/

Другие интересные статьи:

Алекс Дебринкат – Интервью

Кен Хичкок о том, как тренерская работа изменилась за его карьеру

Интервью с Виталием Кравцовым